В мире коммерческой литературы назревает некоторая сенсация. Исторические детективы Б.Акунина (разумеется, это псевдоним, причем исторически красноречивый), выпускаемые в Москве издательской связкой "Захаров.АСТ", - а в 1998 году вышли два тома в твердом переплете (четыре повести) и анонсирован третий - грозят изрядно потеснить и Пронина, и Корецкого, и псевдоНезнанского, и, страшно сказать, самое Александру Маринину... Потеснить в той степени, в какой сохраняет остатки вменяемости современный читатель. Или, как сказано в издательской рекламе, вынесенной на обложку: "Если Вы любите не чтиво, а литературу, если вам неинтересно читать про паханов, киллеров и путан, про войну компроматов и кремлевские разборки, если вы истосковались по добротному, стильному детективу, - тогда Борис Акунин - ваш писатель. Он введет вас в уютный мир XIX столетия, где преступления и совершаются, и раскрываются с изяществом и вкусом"
Реклама, как это ни странно, не лжет и даже не слишком преувеличивает. Правда, прочитав о преступлениях XIX века, "совершаемых с изяществом и вкусом" поневоле вспоминаешь Джека Потрошителя (недавно многоопытый английский криминалист вроде бы окончательно раскрыл его тайну - оказался Джек, естественно, русским), или, оставаясь в России и в рамках русской литературы - Раскольникова и Федьку Каторжного...
Но речь, насколько я понимаю, идет о другом. Члены лондонского Общества друзей Бейкер-стрит и нью-йоркского Общества Шерлока Холмса - а среди них есть и весьма важные, весьма влиятельные господа; членом-корреспондентом нью-йоркского был президент США Франклин Делано Рузвельт - не раз выслушивали упреки в том, что занимаются откровенной ерундой, и отвечают на эти упреки примерно так: мы занимаемся не столько Шерлоком, сколько тем идеальным миром XIX столетия, в котором он жил и творил, применяя метод дедукции, "миром, который мы потеряли", могли бы они добавить, перефразируя Станислава Говорухина. Ну а писатель Б.Акунин со своим Эрастом Фандориным - изящной отечественной репликой Холмсу - напрямую занимается Россией, которую мы потеряли. И которой никогда не существовало, разумеется, что не мешает нам по ней тосковать.
У детективов Б.Акунина - блестящяя пресса: "Будто черт какой свил гнездо свое на неутомимом пере писателя и заставляет его выписывать нечто такое, что и не видно никогда было в природе..."; "детектив, сочетающий парадоксальность сюжета с блестящей стилизаторской манерой"; "В этом самом "Азазеле" (первое произведение из цикла повестей об Эрасте Фандорине - В.Т.) есть все, вообще все: Конан Дойл, Булгаков, Аверченко и даже чувствуется почему-то Анатолий Рыбаков с бессмертным бестселлером "Кортик""; "Круто сваренный сюжет детектива, милый герой, отличная стилизация текста и прекрасное знание реалий"; "Это равно далеко и от скучных милицейских романов, и от новорусского угара..." "Действие насыщено куртуазностью, саднящими страстями в манере Достоевского, жестокими умертвиями а-ля Эжен Сю и дедуктивными умозаключениями в духе Шерлока Холмса"
И опять-таки самое удивительное, что все это правда. Я бы только добавил в перечень первоисточников символистский роман начала века, несколько приглаженного и похмеленного Куприна, Марка Алданова, и, конечно, куда от него денешься, - Валентина Пикуля. Личность самого автора для меня загадочна - он, несомненно, хороший изобретательный писатель, блестящий стилизатор и профессиональный историк, - а такого ни в одном из союзов писателей вроде бы не водится. Может быть, в ПЕН-клубе? Но нет, там такие не водятся и подавно - все ушли на фронт беспросветной графомании.
Все эти рецензии опубликованы (или прозвучали в эфире) в Москве и представляют собой отклики на первое издание "Азазеля" - еще в мягкой обложке. До Питера оно, по-моему, просто еще не дошло. Я правда, получил его в подарок от издателя - да еще перед дневным поездом с призывом прочитать в дороге, - но, каюсь, предпочел накупленную на вокзале московскую политическую прессу, кажется тогда как раз шла война компроматов, и бесстрашный Минкин покидал дачу Березовского только затем, чтобы выступить в телеэфире у бесстрашного Доренко. Да и сейчас, пару недель назад, снабженный уже двухтомником, полдороги пытался понять, за что же московские журналисты так так невзлюбили Геращенко и Примакова (СБС-Агро с его банкоматами повалил Кириенко, а выдавать вторую зарплату черным налом им перестали сами олигархи), и только в Бологом взялся за Б.Акунина. То есть совершил поначалу именно ту ошибку, против которой предостерегает справедливая в данном случае реклама книги.
Итак, "Азаззель". Москва, 13 мая 1876 года. Пристав к незнакомой барышне и получив надлежащий отпор, стреляется у нее на глазах молодой человек - владелец, как выясняется позже, многомиллионнного состояния. Стреляется, покрутив перед этим барабан револьвера - то есть сыграв с самим собой в "русскую рулетку". Правда, у него в кабинете находят составленное по всей форме завещанеие: миллионы свои самоубийца отписал русскому филиалу международной сети сиротских домов, патронируемых некоей невероятно благостной британской леди.
Судя по всему, молодой человек - студент - убил себя не с первой попытки. В полицию поступило несколько донесений о том, как некий юноша в разных точках Москвы приставлял себе револьвер к виску, спускал курок и, услышав сухой щелчок, с диким хохотом удалялся. В одном из этих донесений потенциальный (и будущий) самоубийца поименован "студентом" - и это настораживает юного письмоводителя полиции Эраста Фандорина: ведь хотя погибший действительно был студентом, студенческой формы он в день гибели не носил. Или кандидатов в самоубийцы было двое? Испросив - и получив - ленивое разрешение начальства юный Фандорин берется за самостоятельное расследование. Не только вести оперативные действия, но и просто передвигаться по Москве ему нелегко - чтобы казаться стройнее, стеснительный юноша истязает себя патентованным мужским корсетом.
Вскоре его догадки подтверждаются: потенциальных самоубийц было двое: погибший Кокорин и его соученик и друг князь Ахтырцев. Коллежский регистратор Фандорин попадает в салон к роковой красавице Бежецкой, где знакомится со многими примечательными персонажами и, главное, узнает из уст Ахтырцева тайну: дуэль в "русскую рулетку" предложила или подсказала сама красавица, посулив победителю естественную награду. Нет, корыстных мотивов у нее не было: по уговору оба студента оставили по завещанию, отписав все, что у них было сиротским домам леди Эстер. И тут на Ахтырцева с Фандориным набрасывается убийца. Произнеся загадочное слово "Азазель", он убивает Ахтырцева и полагает, будто убил Фандорина. На самом деле двадцатилетнего сыщика спасает патентованный корсет.
Оправившись от ранения, коллежский регистратор Фандорин обнаруживает в полицейском участке удивительные - и отрадные для себя - перемены. Дело признано исключительно важным, расследование возглавляет крупный питерский чиновник, который угадывает в Фандорине талантливого сыщика, резко повышает его в должности и предлагает возглавить одно из направлений следствия. Вот только от версии Фандорина, связанной с возможным участием леди Эстер, столичный чиновник пренебрежительно отмахивается: на его взгляд, речь идет о таинственной террористической организации под названием "Азазель". Меж тем после самоубийства и убийства двух из своих поклонников куда-то исчезает Бежецкая. Фандорину удается выяснить, что она находится в Лондоне, и его - уже в чине титулярного советника - отправляют в заграничную командировку. Связным его назначают резидента русской разведки, работающего под дипломатическим прикрытием. Правда, тот оказывается превертышем.
Я перессказал лишь треть первой из небольших повестей и, повинуясь известному правилу, не стану раскрывать загадку. Упомяну лишь, что в конце повествования Фандорин женится на барышне, на глазах у которой застрелился Кокорин, и она гибнет в день свадьбы от руки бомбиста, подосланного уже разоблаченными и уничтоженными Фандориным преступниками, - это, так сказать, их прощальный привет. Лондонские же сцены выдержаны в лучшей традиции Конан Дойла - с явной оглядкой на него и даже со скрытыми цитатами; во всяком случае "батюшка Темз" и его окрестности играют в действии исключительно важную роль: в какой-то момент, в частности, Фандорина, зашитого в мешок с тяжелым камнем в ногах, в реке просто топят. А когда ему удается выбраться на набережную, его подстерегает убийца с пистолетом и все это - без единой стилистической ошибки, какую можно выявить невооруженным глазом!
Во второй повести - "Турецкий гамбит" действие происходит во время русско-турецкой войны, причем галвным образом - в действующей армии. Шипка, Плевна, чуть было не состоявшееся взятие Констатнитополя; Александр II и престарелый канцлер-лицеист Горчаков (деликатно названный Корчаковым); сложная игра разведок и контрразведок - русской, турецкой, английской, французской, военные журналисты-шпионы, подмененные шифрограммы и остающиеся до самого конца нерасшифрованными тайные записи...
В центре событий, естественно, Эраст Фандорин, но видим мы происходящее глазами юной суфражистки, отправившейся на фронт к жениху-шифровальщику, нашедшей его под арестом по обвинению в измене и поневоле (чтобы ее не выдворили в Россию) становящейся помощницей специального агента Фандорина. Вот здесь несколько чувствуется Пикуль - правда, облагороженный, или (уточню, испытывая уважение к неоднозначному творчеству покойного писателя) стилизованный.
Продолжают серию романы "Левиафан" и "Смерть Ахиллеса", в котором Эраст Фандорин возвращается на родину. Анонсирован - во втором томе помещен солидный отрывок - роман "Особые поручения"... Пока писателю Б.Акунину удается все или почти все. Некоторый недостаток серии можно усмотреть лишь в отсутствии "доктора Ватсона": угол зрения на происходящее каждый раз меняется (Варя из "Турецкого гамбита" - находка счастливая, но разовая), а ведь традиционность или консервативность точки зрения - важная составляющая опять-таки традиционного или консервативного очарования, которое источают и произведения о Шерлоке Холмсе, и наши представления о России, которую мы потеряли - со всеми ее тремя Александрами и за вычетом двух Николаев.
В недавнем интервью радиостанции "Свобода" знаменитая Александра Маринина достойно раскрыла формулу собственного успеха. Я плебейка, сказала она, у меня плебейские вкусы. Я пишу так, чтобы понравилось мне самой - мне, плебейке. А поскольку плебеев всегда и всюду подавляющее большинство, то и романы мои нравятся подавляющему большинству.
Что верно, то верно. Да и Б.Акунин пишет, в общем-то, не для аристократов. И не для аристократов духа, если уж на то пошло. Но пишет он для людей образованных, умеющих - и в писателе, и в самих себе - эту образованность увидеть и оценить.
А ведь еще так недавно мы были по числу образованых людей "впереди планеты всей"...